Жили-были три брата. У них был дом без окон и дверей, двор зарос бурьяном. И не было к нему ни тропы, ни дороги. Ничего у них не было, кроме кхизг без дна, изъеденного молью. Дунет в окно ветер — они трое станут вокруг кхизг и перенесут ее к дверям, дунет ветер в двери — перенесут к окну.
— Мы затрачиваем много труда. Если подсчитать наши усилия, то за эту кхизг дадут большую сумму денег. Надо ее срочно продать,— предложил старший брат.
Младший брат согласился. продавать кхизг отправили старшего брата.
Взял старший брат кхизг и отправился в дорогу. Шел он, шел и очутился в далеком краю. Около одного селения встретил он гарбаш.
— Умеешь ли ты танцевать? Умеешь ли петь песни? Умеешь ли рассказывать небылицы? — спросила она.
На все вопросы он ответил «нет». Тогда гарбаш решила: «От тебя живого пользы мало» — и проглотила его.
С большой выручкой ждали его братья день, ждали второй, ждали неделю. И решили они отправить вслед второго брата. Отправился второй брат и повстречался с гарбаш. Она задала ему те же вопросы, и он так же ответил на них. Его постигла участь старшего брата.
Долгое время ждал их младший брат, которого они считали глупцом.
«Пожалуй, они хотят лишить меня доли от большой выручки и поэтому, быть может, стали жить где-нибудь в другом мосте»,— подумал младший брат.
Во дворе он нашел кусок косы, отточил ее сделал из войлока ножны, вложил в них косу, подвесил на пояс и отправился вслед за братьями.
По дороге ему повстречалась гарбаш. Она задала младшему брату те же вопросы. На все ее вопросы он ответил: «Умею».
Станцевал младший брат, спел песню, а затем должен был рассказать небылицу.
— У меня одно условие, —сказал он гарбаш,— если во время моего рассказа ты перебьешь меня — я вырежу с твоей спины полосу шириной о эту косу. Если во время твоего рассказа я заикнусь о чем-либо — ты вырежешь ее у меня.
Гарбаш согласилась, и младший брат стал рассказывать небылицу:
«Еще до моего рождения, до рождения моего отца и матери и их предков до седьмого колена я пас в знойный летний день. шестьдесят три кобылицы и одного жеребца. Солнце стояло в зените. Мои лошади изнывали от жажды, да и самого меня - мучила жажда, и я отправился на поиски воды. Пересек я небольшое поле и увидел: над зеленой травкой висит на лучах солнца огромный кусок синей льдины. Пригнал я туда своих кобылиц. Вместе со всеми кобылицами взобрался на льдину, а она и не шелохнулась. Вытащил я из-за пояса топор и стал рубить льдину. Вырыл лунку, в которую топор провалился, а топорище осталось у меня в руках.
„Что пользы от топорища?"— подумал я и со злостью швырнул его в лунку.
Не зная, что делать, я стоял в оцепенении. Тогда мне внезапно пришла в голову мысль, что будет, если я помою изнутри черепную коробку. До бровей снял я свою черепную коробку и стал ее мыть, появилась вода, которой хватило напиться шестидесяти трем кобылицам, жеребцу и мне. После того как мы на-
пились, я со злости поджег эту льдину с краю. В этом огне сгорела льдина, сгорела вода, сгорел топор — только топорище осталось. Взял я топорище, сунул его за пояс и погнал своих кобылиц и жеребца. Проезжая по лесным чащам, я увидел, как один человек с двумя кобылами и с двумя лошадьми деревянной сохой на дереве землю пахал.
— Вот чудеса,— сказал я ему,— разве тебе не хватает зем-ли, что ты пашешь на дереве?
— Если ты такой умный,— ответил он мне,— пойди и забери свою черепную коробку в том месте, где ты рубил лед.
Поскакал я туда, взял черепную коробку, очистил ее от паутины и насадил опять на прежнее место.
Через некоторое время в мою папаху влетела пчела.
— Что ты делаешь? Убирайся из моей папахи! — крикнул я ей. .
— Оставь меня ради бога, я дам тебе меду. Я убегаю от медведя, который требует от меня мед,— сказала пчела.
— Ну сиди тогда,— сказал я, отправился далее и повстречался с медведем.
— Не видел ли ты здесь пчелы? — спросил он меня.
— Не видел,— ответил я, выхватил из-за пояса топорище и переломал медведю лапы.
Иду я дальше и вижу — сидят семь косуль. Выхватил я из-за пояса топорище и одним ударом переломал им всем ноги. Содрал я с семерых косуль шкуры, сделал из них семь мешков и заставил пчелу наполнить эти мешки медом. Запряг я в арбу двух волов, загрузил арбу семью кожаными мешками с медом и тронулся в сторону дома.
День был жарким, путь далеким, быки устали, и возле одного села я остановился отдохнуть. У этого села, в зарослях, мне показалось, что дерутся два барана. Я помчался туда, думая, что бараны помогут мне дотянуть арбу до дому. Когда я подбежал, то оказалось, что дрались два муравья. Взял я одного за ухо, привел и запряг в арбу. Он потащил арбу и двух быков вместе. Я подумал: „Если бы привести и второго муравья, то мы доехали бы куда быстрее".
Привел я второго муравья и запряг.
Умчали два муравья мою арбу, двух быков и семь мешков меду. А я оказался верхом на хворостине, которой погонял быков. Думал я, думал, как бы мне спрыгнуть с этой хворостины, и надумал: сойду, подложу на землю что-нибудь, снова взберусь на хворостину, а затем снова спрыгну».
— Ой, если ты слез, зачем тебе было вновь взбираться? — вмешалась, не удержавшись, гарбаш.
— Так-так, поди-ка сюда — сказал младший брат и вырезал во всю длину спины гарбаш три полосы кожи шириной о косу.
Вытащил он из нее двух братьев, а также кхизг и возвратился домой. |