Ох!

Когда-то давно, не на моей памяти, по-видимому, еще и родителей и дедов наших не было в мире, жил себе убогий мужчина с женщиной, а у них был одним один сын, да и тот не такой как надо: такой лодырь тот одинчик, что господи! Ни за что и за холодную воду не возьмется, а все только на печи сидит и просцем пересыпается. Уже ему, может, годів из двадцать, а он все без штанишек на печи сидит - никогда и не слезает; как подадут есть, то и ест, а не подадут, то и так обходится... Отец и иметь сокрушаются:
- Что нам с тобой, сыну, делает? Чужие дети своим родителям в помощь становятся, а ты только зря у нас хлеб переводишь!
Так ему не до того; сидит и просцем пересыпается... Журились-журились отец с матерью, а дальше иметь и говорит:
- Что ты таки, старый, думаешь с ним, что уже он к росту пришел, а такая недотепа - ничего делает не умеет? Ты бы его куда отдал, куда нанял, то, могло бы, его чужие люди почему выучили.
Посоветовались, отец и отдал его в портном учиться. Вот он там побыл дня три да и убежал; влез на печи - снова просцем пересыпается. Отец его побил хорошо, выругал, отдал в сапожника сапожничанию учиться. Так он и оттуда убежал. Отец снова его побил и отдал кузнечничает учиться. Так и там не побыл долго - убежал. Отец жалуется - что делает?
- Поведу, - говорит, - вражьего сына лодырь в другое царство; где найму, то найму, может, он оттуда не убежит.- Взял его и повел.
Идут и идут, долго ли, недолго ли, аж вошли в такой темный лес, что только небо и земля. Входят в лес, притомились немного; а там над тропинкой стоит обгоревший пенек; отец и говорит:
- Притомился я, сяду, отдохну немного.
Вот садится на пенек и:
- Ох! Как же я устал! - говорит.
Только это сказал, аж из того пенька - где не взялся - взлезает такой маленький дедушка, сам сморщенный, а борода зелена аж по колени.
- Что тебе, - питая, - мужское, нужно од меня?
Мужчина удивился: где оно такое чудо взялось? Да и говорит ему:
- Разве я тебя звал? Одчепись!
- Как же не звал, - говорит дедушка, - когда звал!
- Кто же ты такой? - питая мужчина.
- Я, - говорит дедушка, - лесной царь Ох. Чего ты меня звал?
- Но чур тебе, я тебя и не думал кликать! - говорит человек.
- Нет, звал, ты сказал: Ох!
- Но то я устал, - говорит человек, - да и сказал: ох!
- Куда же ты идешь? - питая Ох.
- Куда глаза глядят! - говорит человек.- Веду этого ребенка наймать, может, его чужие люди научат ума, потому что у себя дома что найму, то и убежит.
- Работы по найму, - говорит Ох, - у меня, я его научу. Только с таким условием: как выбудет год и придешь за ним, то когда познаешь его - бери, а не узнаешь - еще год будет служить у меня!
- Хорошо, - говорит человек.
Вот ударили по рукам, запили магарыч хорошенько, - мужчина и пошел себе домой, а сына повел Ох к себе.
Вот как повел его Ох, да и повел аж на тот свет, под землей, и привел к зеленому домику, камышом обтыканной, а в том домике все зеленое: и стены, и скамьи зелени, и Охова женщина зелена, и деть, сказано - все, все... А за наймиток в Оха нимфы - такие зеленые, как рута!..
- Ну, садись же, - говорит Ох, - наймитку, и попоїси немного!
Нимфы подают ему кушанье - и кушанье зелено; он попоїв.
- Ну, - говорит Ох, - пойди же, наймитку, дровишек вруби и наносы.
Наймиток пошел. Рубил ли, не рубил ли, и лег на дровишки и заснул. Приходит Ох - аж он спит. Он его взял, велел наносит дров, положив на дрова связанного наймита, поджег дрова... Сгорел наймит! Ох тогда взял пепелок, по ветру развеял, а один уголек и выпала из того пепла. Ох тогда и спрыснул живущою водой, наймит снова стал жив, только уже более проворный немного. Ох оп'ять велел дрова рубать - тот снова заснул. Ох поджег дрова, наймита сжег, пепелок по ветру развеял, углину спрыснул живущою водой - наймит снова ожил и стал такой красивый, что не есть лучшего! Вот Ох сжег его и в третий раз, и оп'ять живущою водой спрыснул углину - и из того ленивого парня и стал такой проворный и красивый казак, что ни здумать, ни згадать, разве в сказке сказать.
Вот выбыл тот парень год. Как вышел год, отец идет за сыном. Пришел в тот лес к тому пеньку обгоревшего, сел и:
- Ох!
Ох и вылез из того пенька да и говорит:
- Здоровый был, мужское!
- Здоровый, Ох!
- А чего тебе нужно, мужское? - питая Ох.
- Пришел, - говорит, - за сыном.
- Ну, иди, как познаешь - бери его с собой, а не познаешь - еще год будет служить.
Мужчина и пошел за Охом. Приходит к его дому; Ох взял вынес мерку проса, высыпал - сбежалось к бесу петухов!
- Ну, познавай, - говорит Ох, - где твой сын?
Мужчина дивився-дивився - все петухи одинаковы: друг в друга - не познал.
- Ну, - говорит Ох, - иди же себе, когда не познал, еще год твой сын будет служить у меня.
Мужчина и пошел домой.
Вот выходит и второй год; мужчина оп'ять идет к Оха. Пришел к пеньку:
- Ох! - говорит.
Ох к его вылез.
- Иди, - говорит, - познавай! - Увив его в кошару - аж там сами бараны, один в один. Мужчина пізнавав-пізнавав - не познал.
- Иди себе, когда так, домой, твой сын еще год будет жить у меня.
Мужчина и пошел журячись.
Выходит и третий год. Мужчина идет к Оха. Идет и идет - аж ему навстречу идет дед, весь, как молоко, белый, и одежда на нем белая.
- Здоровый, мужское!
- Хорошего здоровья, деду!
- Куда тебя бог несет?
- Иду, - говорит, - к Оха выручат сына.
- Как именно?
- Так и так, - говорит человек. И рассказал потому белому деду, как он Охови отдал в работы по найму своего сына и с каким условием.
- Е! - говорит дед.- Плохо, мужское, долго он тебя будет водить!
- Но я уже, - говорит человек, - и сам вижу, что плохо, и не знаю, что его и делает теперь в мире... Вы ли, дедушке, не знаете, как мне моего сына вгадать?
- Знаю! - говорит дед.
- Скажите же и мне, дедушке-голубцу: я за вас целый возраст буду Бога молит! Потому что все-таки какой он не был, а мой сын, своя кровь!
- Слушай же, - говорит дед.- Как придешь к Оха, он тебе выпустит голубей, то ты не бери никакого голубя, только бери того, которое не будет есть, а сам себе под грушей будет сидеть и оскубатиметься: то твой сын!
Подякував мужчина деду и пошел. Приходит к пеньку.
- Ох! - говорит.
Ох и вылез к его, и повел его в свое лесное царство. Вот высыпал Ох мерку пшеницы, созвал голубей. Назлиталось их такая сила, что господи, и все один в один.
- Познавай, - говорит Ох, - где твой сын! Познаешь - твой, а не познаешь - мой.
Вот все голуби едят пшеницу, а один сидит под грушей, сам себе надулся и оскубається. Мужчина и говорит:
- Вот мой сын!
- Ну, угадал! Когда так, то бери.
Взял, перебросил того голубя - стал из его такой красивый парень, что лучшего и в мире нет. Отец обрадовался очень, обнимает его, целует... Совету оба!
- Ходим же, сыну, домой.
Вот и пошли.
Идут дорогой да и разговаривают: отец расспрашивает, как там в Оха было; сын рассказывает; то опять отец рассказывает, как он бедствует, а сын слушает. А дальше отец и говорит:
- Что же мы теперь, сыну, робитимем? Я беден и ты беден... Служил ты три года, и ничего не заработал!
- Не сокрушайтесь, папе, все в порядке будет. Глядите, - говорит, - здесь будут охотиться за лисами панычи, то я перевернусь борзой и поймаю лису, то панычи меня будут покупать у вас, то вы меня продайте за триста рублей, только продавайте без ретязя, вот у нас и деньги будут, разживемся!
Идут и идут, аж там на опушке леса собаки гоняют лису, так гоняют, так гоняют, лиса не убежит, борзая не догонит. Сын в настоящий момент опрокидывается борзой, догнал ту лису, поймал. Панычи выскочили из леса.
- Сие твоя борзая?
- Мой!
- Хорошая борзая! Продай его нам.
- Купите.
- Что тебе за его?
- Триста рублей без ретезя.
- Зачем нам твой ретязь - мы ему позолочен зробим. На сто!
- Нет.
- Ну, бери все деньги, давай борзой.- Одличили деньги, взяли борзую - давай полювать. Выпустили ту борзую опять на лису. Он как погнал лису, то погнал аж в лес, и перевернулся парнем и опять пришел к отцу.
Идут и идут, отец и говорит:
- Что нам, сыну, этих денег, - только что хозяйством завестись...
- Не сокрушайтесь, папе, будет еще. Здесь, - говорит, - панычи будут ехать по перепелке с соколом: то я перевернусь соколом, то они меня будут покупать, то вы меня продайте снова за триста рублей без шапочки.
Вот идут полем, панычи выпустили сокола на перепела; так сокол гонится, а перепел убегает: сокол не догонит, перепел не убежит. Сын перевернулся соколом, так сразу и насел на того перепела. Панычи увидели.
- Это твой сокол?
- Мой.
- Продай его нам.
- Купите.
- Что тебе за его?
- Как дадите триста рублей, то берите себе сокола, только без шапочки.
- Мы ему парчову сделаем...
Поторгувались, продал за триста рублей. Вот панычи пустили того сокола за перепелку, а он как полетел, да и полетел, и перевернулся парнем и опять пришел к отцу.
- Ну, теперь мы разжились немного, - говорит отец.
- Постойте, папе, еще будет. Как будем, - говорит, - идти через ярмарку, то я перевернусь конем, а вы меня продавайте: дадут вам за меня тысячу рублей; только продавайте без недоуздка.
Вот подходят к местечку там, что ли, - аж ярмарка. Сын перевернулся конем - и такой конь, как змей, и приступит страшно! Отец ведет того коня за недоуздок, а он так гарцует, копытом землю выбивает! Здесь понаходилось купцов - торгуют.
- Тысячу, - говорит, - без недоуздка, то и берите!
- Но зачем нам этот недоуздок, мы ему серебряную позолоченную уздечку сделаем! - Дают пятьсот.
- Нет!
А это подходит цыган слеп на один глаз:
- Что тебе, мужское, за коня?
- Тысячу без недоуздка.
- Ге! Дорого, батю: возьми пятьсот из недоуздком!
- Нет, не рука, - говорит отец.
- Ну шестьсот... бери!
Как взял тот цыган торговаться, как взял - так человек и шага не спускает.
- Ну, бери, батю, только из недоуздком.
- Э, нет, цыгане, недоуздок мой!
- Мужское хороший! Где ты выдал, чтобы коня продавали без уздечки? И передать никак...
- Как хочешь, а недоуздок мой! - говорит человек.
- Ну, батю, я тебе пять рублей накину, - только из недоуздком.
Мужчина подумал: недоуздок которых там трех гривен достойный, а цыган дает пять карбованцев. Взял и отдал. Запили магарыч; мужчина пошел, взяв деньги, домой, а цыган - на коня да и поехал. А то не цыган, то Ох перевернулся цыганом.
Тот конь несет да и несет Оха - выше деревья, ниже тучи... Вот спустились в лес, приехали к Оха; он того коня поставил на степи, а сам пошел в дом.
- Не убежал-таки от моих рук, вражий сын! - говорит женщине.
Вот в обеденную пору берет Ох того коня за повод, ведет к водопою, к реке. Только что привел к реке, а тот конь наклонился пить - да и перевернулся окунем, да и поплыл. Ох, недолго думавши, перевернулся и себе щукой и давай хаются за тем окунем. Так вот что нагонит, то окунь оттопырит пірця и хвостом вернется, то щука и не возьмет... Вот вот она догонит и:
- Окунек, окунек, вернись ко мне председателем, поговорим с тобой!
- Когда ты, кумонько, хочешь балакать, - говорит окунек щуке, - то я и так слышу!
Но это что нагонит щука окуня и:
- Окунек, окунек, вернись ко мне председателем, побалакаєм с тобой!
А окунек оттопырит пірця и:
- Когда ты, кумонько, хочешь, то я и так слышу!
Долго гонялись щука за окунем - да нет! А это выплывает тот окунь на берег - аж там царица шмаття стирает. Окунь перевернулся гранатовым перстнем в золотой оправе. Царевна и увидела, да и подняла тот перстень из воды. Приносит домой, хвастается:
- Какой я, папуле, красивый перстень нашла! - Отец любуется, а царевна не знает, на какой его и палец надіть: такой красивый!
Когда это через какое-то там время доложили царю, что пришел купец. (А то Ох купцом перевернулся). Царь вышел:
- Что тебе нужно, старичок?
- Так и так: ехал я, - говорит Ох, - кораблем по морю, вез в свою землю своему царю перстень гранатовый да и упустив тот перстень в воду... Не нашел ли никто из ваших?
- Нет, - говорит царь, - моя дочь нашла.
Позвали ее. Ох как узявсь ее просит, чтобы отдала, потому что мне, говорит, и в мире не жить, как не привезу тот перстень! Так она не отдает, да и только! Здесь уже царь вступал:
- Оддай, - говорит, - дочко, а то через нас будет несчастье мужчине, отдай! - А Ох так просит:
- Что хотите, да и берите у меня, только отдайте мне перстень!
- Ну, когда так, - говорит царевна, - то, чтобы ни тебе, ни мне! - да и бросила тот перстень на землю...
Тот перстень и рассыпался пшеном - так и порозкочувалось по всему дому. А Ох, недолго думавши, перевернулся петухом и давай клевать то пшено. Клював-клював, все поклював... А одна пшонина закатилась под ноги царевне, он той пшонини и не съел. Как поклював, и в окно и вылетел себе прочь, да и полетел себе...
А из той пшонини перевернулся парень - и такой красивый, что царевна как увидела, так и влюбилась сразу, но так искренне просит царя и царицы, чтобы ее отдали за него:
- Ни за кем, - говорит, - я счастлива не буду, а за ним мое счастье!
Царь долго морщился, что за простого отдает свою дочь, а дальше посоветовался царь, взяли их благословили и подружили, такую свадьбу произвели, что весь мир сзывали. И я там был, мед-вино пил, хоть в роте не было, а по бороде текло - тем она у меня и побелел!