Белорусские сказки
  Русские сказки
  Украинские сказки
 
  Абазинские сказки
  Абхазские сказки
  Аварские сказки
  Адыгейские сказки
  Азербайджанские сказки
  Армянские сказки
  Балкарские сказки
  Грузинские сказки
  Карачаевские сказки
  Курдские сказки
  Осетинские сказки
  Чечено-Ингушские сказки
 
  Казахские сказки
  Киргизские сказки
  Таджикские сказки
  Туркменские сказки
  Узбекские сказки
 
  Датские сказки
  Исландские сказки
  Норвежские сказки
  Финские сказки
  Шведские сказки
 
 
   
 
 

Кобылья голова


Жили были себе дед и баба. У деда была дочь и у бабы дочь; обе уже были девушки. Дедову дочь баба не любила. Все, было, ругает ее, сердечную, и издевается над ней, да еще, было, и деда подгоняет, чтобы сгрыз голову своей дочери. Вот, было, встанут обе девушки на рассвете; бабья же дочь все только жирует с ребятами, пока те и мички сожгут, и пряжу порвут, а дедовая дочь все делает — прядет там или что другое, а уже ни часика не гуляет. Вот же утром идут домой; дойдут до перелаза, то бабья дочь и говорит дедовой:
— Дай я тебе, сестричка, починки подержу, пока ты перелезешь!
И возьмет да и отдаст ей починки, а она скорее вскочит в дом к матери:
— Гляди, — говорит, — мама, сколько я напряла; а та, такая-сякая, все только с ребятами гуляла.
А матери того и нужно — напуститься в настоящий момент на ту сердечную: «Ты сякая и такая, ты и лодырь, ты и делать не умеешь.»
А она, бедная, уже только плачет.
Что дальнейшее — баба все хуже и хуже ненавидит свою падчерицу. Раз и говорит деду:
— Одведи-таки да и отведи свою дочь в лес: пусть ее там звери съедят. Она, лодырь, не хочет ничего делать, — пусть пропадет.
Дед долго отвечал: сожаление было ему дочери, — а что ты сделаешь с бабой?. Она и его хорошо держала в руках, и он ее боялся, как тот ладану.
— Собирайся же, дочка, да и пошли, — говорит дед.
А баба такой уже совет, языков ее на вилах подсадила: мотается так проворно по дому и готовит еду.
— Вот же тебе, дочка, и покушать тебе навязала: в одном узелке пшеничное — галушечку или что когда сваришь, а вот пшена на кулеш и сало.
Забрала она ту пищу, заплакала да и пошла с отцом. Шли-шли, дошли до леса; смотрят — дорожка. Отец и говорит:
— Ходим же этой дорожкой. Куда она нас приведет, там тебе и жить.
Пошли. Далеко уже отошли од края, а лес густой-густой, такой, что и не просмотришь; когда это смотрят — лощинка, а там пасека и землянка.
Вошли они в землянку.
— Добрый день!
А дед встает из печи и:
— Здорово, люди добрые!
Вот расспросили там, что за люди и чего сюда зашли. Так и так, рассказывают. И просит отец того деда, чтобы принял его дочь.
— Да и оставайся, — говорит, — дочка, будем здесь вдвоем жить. Летом я буду в пасеке сидеть, а ты здесь займешь себе огородец и будешь копаться и на зиму готовить всячину; а зимой хоть пчелы и забирают домой, а я все-таки здесь живу, — то и будет нам с тобой охота, чтобы твоя охота.
Отец еще немного поговорил с дедом да и говорит дочери:
— Разгляди же там, дочка, что тебе мать дала, и примись — навары ужинать, а я пойду дровишек нарублю.
Ринулась она к тем узелкам, глянет: в одном — пепел, а во втором — печина. Она так и заплакала.
— Не плачь, дочка, — говорит дед, — пойди в амбар: у меня всячина есть; набери муки пшеничной и сала возьми, да и наваришь галушек.
Пошла она, набрала муки, замесила, затопила в печи и начала варить ужин.
Дед пошел на ночь домой в село: ему там нужно было взять ульев и некоторой пищи, — а отец ее сказал, что переночует эту ночь здесь, а завтра раненько пойдет домой. Он сказал это только на то, чтобы дочь не плакала. Вышел из землянки, взял колодку, привязал к углу, а сам пошел домой.
То вот только ветер повеет, то колодка стук-стук, а дочь в доме:
— То мой батенька дровишки рубит.
Упять ветер повеет, а колодка стук-стук, то она:
— То мой батенька дровишки рубит.
Уже и ужин приготовила, а отец не идет в дом. Ждала она, ждала, дальше дума: «Пойду посмотрю, где он».
Вышла, обошла вкруг дома — нет отца. А на улице — в темноте, хоть глаз выколи... Вернулась в дом — не хочется одной ужинать. Походила-походила по дому: «Пойду, — думает, — буду звать: может, кто отзовется».
Вышла, стала на пороге да и зовет:
— Ой кто в лесу, кто за лесом, идите ко мне ужинать!
Не слышно никого. Она и во второй раз:
— Ой кто в лесу, кто за лесом, идите ко мне ужинать!
Не слышно никого. Она и в третий раз.
Аж объявилась Кобылья голова. Стучит, гремит, к дедовой дочери ужинать идет.
— Девка, девка, отвори!
Она отворила.
— Девка, девка, через порог пересади!
Она пересадила.
—Дивка, девка, ссади меня на печь!
Она ссадила.
— Девка, девка, дай мне ужинать!
Она подала ей ужинать.
— Девка, девка, влезь мне в правое ухо, а в левое вылези!
Как заглянула же она в правое ухо, а там всякого добра и видимо, и невидимо! Чего там только и не было!.. И наряд всякие, кони, кареты, кучера. А золота и серебра! А денег!..
— Бери же, что тебе нужно и сколько хочешь, — говорит Кобылья голова, — это тебе за то, что меня слушала.
Она набрала себе всякого добра и вылезла в левое ухо. А голова так и загудела, где и была, языком сквозь землю провалилась...
Утром вернулся дед. Вошел в свою землянку — так куда! И не узнать ни землянку, ни дедову дочь: в землянке, как в горнице, убрано и чисто, а дедова дочь сидит, как паненка пышная, одетая в шелковое платье и в золото, а около нее лакеи и служаки ходят, и только она глазами проведет — уже и знают, чего ей нужно. Как вошел дед, она в один момент рассказала ему все, что было, дала ему деньги:
— Вот, — говорит, — дедушка, за то, что ты принял меня, несчастную сироту.
Потом велела запрячь карету и поехала к своему отцу. Ее там не узнали, и как уже она рассказала все, то мачеха аж о полати ударилась, что, ишь, она думала ее из мира согнать, а здесь совсем не так вышло... Она погостила немного, дала отцу денег да и поехала в город, купила там себе дом и зажила паней. Как только она поехала, баба давай твердить деду:
— Одведи да и отведи и мою дочь туда, где была твоя: пусть и она станет такой паней.
— Да и пусть же собирается; я отведу.
Она в один момент наготовила пищи — не пепла и печины, как дедовой дочери, а муки, пшена и всяких лакомств. Благословила дочь:
— Слушай, — говорит, — отца; куда он будет вести, туда и иди за ним.
Пошли, вошли в лес. А лес темный-темный, дубы такие толстые, что мужчина не обнимет, и хоть бы где тропинка, так, словно там никогда мужская нога не была, аж грустно как-то.
Шли-шли, смотрят — стоит дом на куриной ножке. Они вошли в тот дом.
— Есть кто?
Не слышать никого. Заглянула на печь — никого.
— Ну, оставайся же здесь, дочка, а я пойду тебе дровишек нарублю, а ты здесь пока свари ужинать.
Вышел и опять привязал у угла колодку, а сам пошел домой. Ветер повеет, то колодка стук-стук, а бабья дочь в доме:
— То мой батенька дровишки рубит.
Наварила ужинать. Ждет-ждет - отца нет. Вот она вышла да и зовет:
— Ой кто в лесу, кто за лесом, идите ко мне ужинать!
Не слыхать никого. Она во второй раз, в третий раз — не слыхать. Аж стучит, гремит Кобылья голова.
— Девка, девка, отвори!
— Не большая госпожа — сама отворишь.
— Девка, девка, через порог пересади!
— Не большая госпожа — сама перелезешь.
— Девка, девка, ссади меня на печь!
— Не большая госпожа — сама залезешь.
— Девка, девка, дай мне есть!
— Не большая госпожа — сама возьмешь.
— Девка, девка, влезь мне в правое ухо, а в левое вылези!
— Не хочу.
— Когда же ты, — говорит, — не хочешь меня слушать, так я тебя съем.
Ухватила ее, полезла на печь, забралась аж в самый уголок да и съела ее, а косточки забрала в котомку и повесила на жердочке.
А баба ждет дочери вот-вот, как не видно — приедет в карете барышней.
У бабы была собачка, и такая, что все правду говорила.
Вот раз и собачка бегает круг дома да и тявкает:
— Тяв, тяв, тяв! Дедова дочь как барышня, а бабьей косточки в котомке.
Баба слушала-слушала, рассердилась, перебила собачке ногу. А собачка скачет на трех ногах и снова за свое:
— Тяв, тяв, тяв! Дедова дочь как барышня, а бабьей косточки в котомке.
Баба перебила ей и вторую ногу. Не угомонилась собачка — скулит да и скулит, аж пока поперебивала баба ей все ножки. Она тогда уже качается, а все-таки свое — тяв и другое... Рассердилась баба и убила собачку.
— Вот тебе, — говорит, — за то, чтобы не каркала, проклятая личина!.. Вошел дед в дом.
— Пойди-таки да и пойди, дед, наведайся к моей дочери: может, ее уже и в мире нет.
Пошел дед, нашел тот домик, где бросил бабью дочь. Вошел — нет никого. Он заглянул на печь — там висит котомка. В котомке — полно костей.
— Правду, вижу, говорила собачка, — сказал он. Пришел домой, показал бабе косточки. Баба давай его ругать:
— Ты, сякий-такий, нарочно отдал ее зверям, нарочно из мира согнал.
И не было уже сердешному деду просвета до самой смерти...
Как был себе царь да царица, а в их во дворе колодец, а в колодце — корец, моей сказке конец.


<<<эСодержание
Поделиться |