|
В былые времена в одном ауле жил с матерью жигит Гани. Каждый день он уходил в лес, стрелял птиц и зверей, шкуры продавал, а мясо, если оно было съедобно, шло в пищу. Тем и жили. Однажды Гани принес с охоты зайца, разрубил его и говорит:
— Свари, мать, заднюю часть сегодня, а переднюю припрячь до завтра
Только сказал — соскочила с пня передняя часть и наутек, а задняя за ней следом. И скрылись вдали. Гани остолбенел:
— Что за диво, мать! Никогда бы не поверил, что может такое случиться. Не сон ли это?
Мать отвечает:
— Нет, мой сын, это не сон. Случаются в жизни чудеса еще и помудренее. Сходи-ка к старому Алиму, он тебе кое-что порасскажет...
Пошел Гани. Входит к Алиму, почтительно отдает са-лем. Алим приветливо встретил жигита и стал спрашивать, по какому делу он к нему явился.
— Говорят в народе,-—отвечал Гани,— вы, дедушка, много удивительных историй знаете. Вот я и пришел послушать, набраться ума.
Понравился Алиму жигит, усадил его старик рядом с собой и начал рассказ.
— Давно это было. Был я тогда молод, строен и силен, как ты, Гани. Приглянулась мне одна красавица — женился я. Хорошо, весело мы жили с женок первое время. И не думалось мне, простаку, что подстерегает меня великое горе.
Стала жена чаще и чаще из дому уходить, по целым дням пропадать. Подозрительно мне это показалось. Говорю ей раз: «Ты где все бродишь? Что дома не бываешь? Смотри, привяжу тебя арканом!» Сверкнула глазами, переменилась в лице, вижу — крепко рассердилась. «Что так глядишь? — спрашиваю.— Разве я тебе не муж?» Молчит, а в глазах — лютая злоба. Стоим друг против друга. Вдруг выхватила она откуда-то тоненький прутик, хлестнула меня трижды и проговорила быстро: «До сих пор ты мне мужем был, теперь псом будь!» Хотел я прикрикнуть на нее за такие речи, раскрыл рот — нет человеческого голоса, а вместо слов только — гав! гав! гав! Превратила меня жена в собаку. Колдунья она была.
Горькие дни наступили. Каких только мук не вытерпел я от бессердечной: в дом не пускала, кормить не кормила, сто раз на день палкой колотила да ногой пинала.— «Что,— спрашивает со смехом,— хочешь теперь знать, где я бываю, почему дома не сижу?» Невмочь мне стало. Чувствую — смерть приходит. Решился я и убежал от жены. Шел, шел, пришел в лес. Там на поляне пастух стадо стережет. Приблизился я несмело к человеку. Он не прогнал меня, а накормил и приласкал. Остался я здесь, стал верно служить пастуху. Забредет корова в чащу — я тотчас заворочу ее, волк ли, чужой ли кто покажется — никого к стаду не подпускаю. Пастух так на меня полагался, что совсем за стадом глядеть перестал. Пригонит поутру коров в лес, а сам уйдет и только к вечеру явится снова. Как-то раз бай увидел пастуха в ауле среди дня и говорит ему в сердцах: «Ты вот слоняешься здесь, как купец по базару, а коровы в лесу без надзора, кто захочет, тот и угонит стадо. Не годится так делать: взялся пасти, так паси!»
Пастух в ответ: «У меня в лесу есть такая собака, что ни вора, ни зверя к стаду не подпустит и коровам не дает разбрестись. Нет ей цены. Надежнее всякого пастуха».
Бай говорит: «Давай биться об заклад! Если я не уведу от собаки из стада корову, плачу тебе триста рублей, а если уведу,— ты что мне дашь?» «Если уведешь корову, бай,— отвечает пастух,— весь век бесплатно у тебя батрачить буду».
Согласились. Отправился бай в лес, начал подбираться к коровам. Да не тут-то было: налетел я на него, как шайтан, поднял лай, изорвал на непрошеном госте всю одежду.
Вернулся бай назад ни с чем, перепуганный, в лохмотьях. Пришлось ему отдать работнику обещанные триста рублей.
После этого случая пастух меня еще больше полюбил. Но все же гяжко мне было оставаться бессловесной тварью. «Неужто,— думаю,— жена не забыла свой гнев? — Небось она и сама уже жалеет о том, что натворила».
Ободряя себя надеждой, поспешил я на родину. Подхожу к дому, скребусь под дверью. Открылась дверь: на пороге жена, нарядная и красивая. Я с мольбой глядел ей в лицо и жалобно взвизгивал. А у нее в глазах по-прежнему была одна только ненависть. «Зачем явился? — спросила она грозно.— Не хочешь ли все-таки проведать, куда я ухожу и где пропадаю? Так вот же тебе!» И, выхватив волшебный прутик, она хлестнула меня, приговаривая: «До сих пор ты собакой был, теперь дятлом будь!» В то же мгновение я превратился в птицу и с печальным криком полетел в лес.
Вскоре зима наступила. Холодно, голодно стало в лесу. Перелетаю с ветки на ветку в тревоге: того и гляди, в когти хищной сове попадешь... Жизнь не мила, и погибать страшно.
Однажды в чащу пришли дети. Болтают между собой, смеются. Сжалось у меня сердце, заплакал бы, кажется, если б птицы плакать умели,— так потянуло меня к людям!
А ребятишки расставили силки для птиц и убежали. Не долго думая, я слетел с дерева и — будь что будет!—нарочно запутался в силке. Слышу: опять идут сюда дети. Увидев в силке добычу, они обрадовались, зашумели, раскричались и, счастливые, понесли меня в аул. Тут они Дали мне творогу, чистой воды и все любовались моими пестрыми перышками, усевшись в кружок.
В это время в хижину вошел старый человек с бородой, белой, как туман. Он посмотрел на меня пристальнс и спросил детей: «Что это у вас?» Дети наперебой закри-чали: «Это дятел! Мы поймали его в лесу».
Старик покачал головой и сказал: «Нет, внучата, нг дятла вы поймали...»
Понял я: мудрый это человек, много знает. Я замер и жду, что будет дальше.
Старик же достал из потайного места тонкий прутик и, дотронувшись до моей спины, произнес: — «До сих пор ты дятлом был — снова человеком будь!»
И я стал человеком, таким, каким был прежде. Чуть не лишился я рассудка от радости. Не помню, что говорил, не помню, какими словами благодарил своего избавителя.
Когда же я опомнился, добрый старик угостил меня, точно самого близкого родича, и приказал рассказать о себе всю правду. Долго я говорил, ничего не утаил, а старик внимательно выслушал меня и сказал: «Смело возвращайся, Алим, в свое жилище, отныне жена не властна над тобой. Возьми в подарок от меня волшебный прутик. Он поможет тебе отомстить колдунье».
Простился я с мудрым старцем почтительнее, чем с отцом, и направился в свой аул. Долог ли, короток ли был мой путь — не заметил я.
Стучусь в дверь дома. Выходит жена, все такая же нарядная и красивая. Увидела меня — и отшатнулась. Взмахнула волшебным прутиком, но я опередил ее и ударил своим, говоря:
— Ты женой мне была, теперь зайцем будь! Хотела меня запугать — живи сама в вечном страхе!
Не успел я произнести свои слова, как жены уже не было рядом: превратившись в зайца, она умчалась в степь.
С той поры и живу один. Много лет миновало. По правде сказать, я давно простил жену и рад был бы снять с нее заклятие, да не могу узнать, куда она запропала, нигде не встречаю заколдованного зайца. Услышав про заколдованного зайца, Гани насторожился и в волнении начал рассказывать Алиму о том странном происшествии, которое его привело к старику. Алим ударил ладонями по коленям и вскочил с места:
— Что ты наделал, Гани! Ведь заяц, которого ты разрубил,— моя жена. Иду искать ее!
И только Алим с жигитом перешагнули порог, как ви-
дят: скачет на двух ногах передняя часть разрубленного зайца, а задняя ее догоняет. Вот догнала — и заяц сросся вдруг и кинулся, дрожа, к ногам Алима. Старик хлестнул зайца прутиком и проговорил:
— Была ты зайцем — женой мне будь! Про то, что минуло, навек забудь!
Смотрит Гани: стоит перед ними красавица, каких не много на свете отыщешь. Даже зажмурился юноша от такой красоты. А когда открыл глаза, то еще больше поразился: и Алим, что только что был седобородым стариком, стал тоже молодым, стройным и сильным!
Обнялись муж и жена. Много тут радости было. На другой день Алим богатый той справил на весь аул. И первыми его гостями на тое были Гани с матерью.
В скором времени и Гани женился. Хорошую жену взял. И все, о ком рассказано в этой сказке, жили долго, дружно и счастливо.
|
