Сын Дадамыжа |
||
|
Рассказывают люди, случилось однажды в старину, что вернулся некий князь из гостей и подъех-ал к коновязи, где ждали его слуги, чтобы помочь спешиться. И вдруг – на тебе! – откуда ни возьмись взлетел перед самым носом князя на верхушку коновязи петух и пропел: – Ку-ка-ре-ку! Слуги кругом суетятся, хлопочут: один уздечку схватил, другой стремя поддерживает, третий княжескую ногу из стремени вынимает... А князь медлит с коня слезать... "Что бы э;о значило? Как смел этот петух мне прямо в лицо кукарекать?"-думает князь. Выхватил он из-за пояса пистолет и убил дерзкого петуха. Петух свалился на землю, крыльями захлопал и затих. Спрыгнул тогда князь с коня, сам искры из глаз мечет, ногами топает. – Скакуна моего к этой коновязи не привязывайте! Коновязь и петуха сожгите и пепел за аулом на берегу речки развейте по ветру! А потом всю землю вокруг коновязи на глубину двух локтей выкопайте и со двора вывезите! А потом арбу дочиста вымойте и наберите глины! А потом глину высыпьте в яму, поставьте новую коновязь и все кругом утрамбуйте катком! А как все сделаете, вокруг положите синие камни! Чтоб духу этого поганого петуха здесь не осталось! Отдал князь такие дурацкие приказания, повернулся и пошел в дом. Слуги с ног сбились, кинулись выполнять. Князь обедал, князь почивал, а они трудились. Все сделали, даже двор подмели. Вот вышел князь после сна на крыльцо, глянул по сторонам и молча обратно ушел. Стали слуги между собой перешептываться, недовольство высказывать. – Накажи его аллах! Он с жиру бесится, а у нас спины трещат! – шепнул один. – Петух-то, бедняга, чем виноват? – шепнул другой. – За свое «ку-ка-ре-ку» жизни лишился... – Это еще не все! – тихо сказал третий. – Видели, каким зверем князь смотрит? Того и гляди быть беде! Ну, что на княжеском дворе случается, о том люди сразу узнают... Пошел слух про княжескую глупость по улицам и переулкам, по мельницам да просорушкам. Всюду, где люди соберутся, только о петухе и говорят да над князем посмеиваются. Через дня три, а может, и больше, велел князь оседлать коня и поехал погулять на берег речки, поглядеть на те места, где петушиный прах развеяли. Едет и вдруг слышит, запел кто-то на берегу, и далеко эта песня над водой разносится: Князь на стременах привстал, хлестнул копя, огляделся по сторонам: нет никого! Все камни на берегу речки князь обшарил, а певца так-таки и не нашел. Уже стемнело, когда вернулся князь в аул. Выбежали навстречу слуги, помогли спешиться, а у князя пламя пышет из глаз, не только ближних – дальних обжигает. Как глянула княгиня в лицо мужу, сразу спросила: – Что с тобой? Кто тебя разгневал? Князь ей рассказал без утайки, какую песню на речке услышал. – Вот-вот! – рассердилась княгиня. – Сколько раз я тебе говорила – ты слишком раз-баловал наших слуг. Из чужого аула петь никто не придет. Это свой пел! – Когда же я их баловал? – оправдывался князь. – Да они одного взгляда-моего боятся. – Надо искать! – сказала княгиня. – Никуда этот горлопан от нас не денется! И без того у князя сердце жгло, а княгиня еще масла подливала да всю ночь огонь раздувала. И всю ночь они вдвоем не спали, как вороны друг друга носами клевали. На рассвете начали перекликаться по всему аулу петухи: – Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Бросились князь с княгиней к окну. Вспомнил князь застреленного петуха, вспомнил ехидную песенку и вздохнул тяжело... Ну, день настал, вызвал князь своего управляющего, рассказал ему, как все было, и говорит: – Сквозь землю этот певун провалиться не мог. Ищи! Ищи где хочешь! А управляющему одному ведь не сыскать. Рассказал он всю эту историю своим трем помощникам. Эти трое-троим приятелям рассказали. Что из одних уст вышло – в сто ушей попало... Трижды обошла весь аул песня про петуха, и весь аул над князем хохотал. Вызвал князь управляющего и давай из него воду выжимать. – Болтун бессовестный! – орал князь, – Ты еще пуще меня опозорил! – Что пользы кричать, – вмешалась княгиня. – То, что сказано между двумя, уже не тайна. Думай лучше, как делу помочь. – Вот как! – воскликнул князь. – Соберем сход и объявим – пусть выдадут этого пев-ца. Кто его назовет, я того озолочу. А не выдадут – я с ними расправлюсь!.. Даю три дня.сро-ку, – приказал князь управителю. Три дня прошло, но певца не нашли. Рассвирепел князь. Над аулом словно гром гремит. Кого словом бранным хлестнет, кого плетью огреет, на кого конем наедет. В куриный череп готов аул загнать, в тесный чувяк втиснуть. Превратил аул в роговой волчок и знай подхлестывает. Прошло еще три дня, а может, и больше, кто знает... Вконец измучил князь людей, но все же не выдают они насмешника. И вот как-то рано утром вбежал в княжеский двор веселый плечистый юноша в дырявой черкеске, вскочил на новую коновязь и запел во все горло, да так ясно каждое слово выговаривает, что на весь аул слышно: Эй, князь, перестань народ терзать! Люди же ни в чем не виноваты. Эту песню про тебя я сложил – Гирпи, сын Дадамыжа! – крикнул юноша. Спрыгнул с коновязи и был таков. Первой на голос Гирпи выбежала во двор княгиня. – Держите! Хватайте! Не пускайте! – кричала она слугам, но те только делали вид, что ловят юношу, а сами и не думали. Побежала княгиня к князю. – Теперь мы знаем, кого надо искать, – говорит она. – Это сын Дадамыжа, а зовут его все Гирпи. Стали они вспоминать и вспомнили наконец Дадамыжа. Был такой плотник в ауле. Когда строили княжеский дом, Дадамыж надорвался – тяжелые балки таскал – и помер... И жену Дадамыжа княгиня вспомнила. Она ее однажды больную послала на чердак, где висело сушеное мясо, а у той от слабости закружилась голова. Упала женщина с чердака и. убилась насмерть. А вот что после Дадамыжа сирота сын остался, об этом князь и княгиня слыхом не слыхивали. А Гирпи, оказывается, рос себе, подрастал круглым сиротой: ни кола ни двора у него, где ночь застанет – там и дом. Люди его жалели. Кто кусок лепешки даст, кто кукурузными галушками накормит, а кто просто приласкает. Так и вырос-удалец удальцом! Когда же вырос, приютила его в своей сакле бедная старушка вдова. От нее Гирпи узнал, как погибли его отец с матерью, и дал клятву поквитаться с князем. – Так! – сказал князь, услышав от княгини новость. – Теперь злодей у нас в руках! Позвал к себе управляющего и отдал приказ найти Гирпи. На все чердаки поднимался управляющий. Во все подвалы спускался. Ходил по аулу, будто сетью покрытый, весь в паутине. Только Гирпи нигде не было! Князь тем временем тоже даром не сидел. Каждый день велел седлать скакуна – Гирпи за аулом искал. Вот едет как-то князь берегом реки и опять слышит знакомый голос: Это пел Гирпи, и стоял он открыто на высоком камне у входа в пещеру. Князь выхватил пистолет, пришпорил коня и поскакал к нему. А Гирпи набросил на голову свою дырявую черкеску, замахал рукавами да как гикнул: – Го-го-го! Княжеская лошадь испугалась, закусила удила и понесла... Сбросила она князя под обрыв у речки и ускакала в аул. Увидел Гирпи, что князь без памяти, пистолет с него снял и пояс с кинжалом снял – все на себя надел. Теперь Гирпи с оружием! А лошадь, вся в мыле, прискакала на кня-. жеский двор без седока. Княгиня подняла тревогу. Кинулись князя искать. Нашли, привезли в аул и стали отовсюду лекарей созывать. Один лекарь сказал, что у князя печенка оторвалась. Другой – что сердце с места сдвинулось. Облепили князя пластырями и разъехались по домам. Наутро князь пришел в себя и велел позвать управляющего. – Сын Дадамыжа, – сказал князь, – живет в пещере у речки. Я его сам видел. Схвати его и приведи ко мне. Да положи мне под подушку мой пистолет, – А где он, твой пистолет? – спросила княгиня. – Тебя вчера привезли без пояса и без оружия. Как услышал князь о таком своем позоре, только и сказал: – Это он, сын Дадамыжа! – и опять впал в беспамятство. Вот еще три дня прошло, а может, и меньше, кто знает! Пробрался Гирпи ночью на княжескую конюшню, обрезал у любимого княжеского скакуна хвост и на коновязи повесил. Утром прибежала к князю княгиня. Не терпелось ей новость сообщить: – Ночью у твоего коня кто-то хвост обрезал и на коновязи повесил! – Ой, горе мне! Умираю! – только и вымолвил князь и снова впал в беспамятство. Но Гирпи князю покоя не давал. В ту же ночь он поджег княжеский дом. Согнал управляющий людей пожар тушить. А они как тушили? А так: если ветер тихо дул, они огонь раздували, ветру помогали. Сгорело дотла все княжеское богатство. Самого князя с княгиней еле успели спасти Тут не выдержало у князя сердце, разорвалось. А что же дальше было? А дальше вот что. Управляющий – старый волк – убежал куда-то. Княгиня, словно рыба на песке, без ничего осталась. А Гирпи разделил табуны князя и отары его овец между всеми крестьянами аула. – Берите, добрые люди! – сказал Гирпи. – Это ваш труд, вот он к вам и возвращается. Так рассказывают старики о молодце Гирпи, сыне Дадамыжа. |
||
|